Воспоминания Лисицинского Афанасия Ильича командира батальона 149-й стрелковой бригады

[Ответы на вопросы замполита 124-й стрелковой бригады Грекова Владимира Александровича - прим. ред.]

Наступление на высоту с тремя курганами, видимо, планировалось не командованием северной группы войска, а оперативным отделом штаба армии, находившимся в это время в убежище около заводоуправления заводов СТЗ непосредственно на территории завода. Мне пришлось потом, будучи командиром 4 батальона, там побывать, когда я получал коробки танков для вступления их в оборону и, так называемый, УРСТЗ. Поэтому для вас, Владимир Александрович, и неизвестно, видимо, откуда взялся штрафной батальон. Он всего скорее был взят из резерва армии оперативным отделом штаб армии и представлял не батальон в полном смысле слова, а это примерно две роты по 110-115 человек, но назывался он батальоном, тогда же дали отряд моряков, а после боя они оба убыли от нас также неожиданно, как и прибыли.

В этом бою при наступлении, когда рода капитана Кильдишева наступала уступом вправо, с тыла по ней был открыт огонь немецкой группы. Завязался жёсткий бой. Мой резерв в составе взвода автоматчиков и двух пулемётных отделений наступал сзади и поспешил на помощь, так как рота прекратила продвижение и завязала бой с этой группой. Оказалось, эта группа штабом немецкого батальона. При бое, сломив их сопротивление, автоматчики захватили штаб во главе с командиром батальона, офицером штаба и 16 человек солдат охраны. Причём первым поднял руки сам командир батальона, а за ним и солдаты. В этом бою и погиб капитан Кильдишев. Отконвоировав в тыл батальона, мы продолжали бой. Начальник штаба или комиссар батальона информировали штаб 149 осбр о пленных. После боя и отхода на исходное положение, я решил сам допросить пленных, так как немного владел немецкими языком. Обуреваемый злостью и провалом наступления, командир немецкого батальона в начале был надменен и развязан, отказывался разговаривать, но как я удалил солдат и офицера, пригрозил оружием, он сразу поник. Принимая меня за красного комиссара, твердил: «Комиссар расстреливать! Капут!».

Отобрав у него фото женщины с ребёнком, он признался, что это его семья, заплакал, окончательно раскис. От него мы узнали: звание гауптман-капитан были в боях в Абиссинии, Франции, Чехословакии. Каждый солдат награждён одним или двумя железными крестами.

Командир 149 осбр приказал направить пленных в штаб бригады. Я, выделив двух автоматчиков, начальника боепитания, техника-лейтенанта и ещё двух солдат, направил в штаб бригады. Прошло около 2 часов, пленных в штаб не доставили. Из штаба требовали снова, я стал выяснять. Оказалось, доведя до склада боепитания, находящегося у отвесного обрыва балки Орловка и якобы при начавшимся обстреле немецких миномётов, немцы зашевелились. И чтобы немцы не убежали, они, их зажав со всех сторон и прижав к отвесной стене, расстреляли, не оставив ни одного человека. Основной причиной расстрела была видимо ненависть из-за понесённых нами потерь в этом бою.

Пришлось докладывать в штаб 149 осбр. Меня тут же вызвали для доклада лично. И мне была такая «баня», что я сам думал, должен отправиться вместе с гауптманом на тот свет. Видимо, штаб 149 осбр дальше не доложил и всё это оставалось в инстанции 3 осб 149 осбр, поэтому вам и не было известно.

Немцы вообще в этот период были самоуверенны, наглы, но смело действовали только группами и то в пьяном виде. А в одиночку действий не предпринимали, не хватало духа. Ночных действий избегали. Основой их действия была атака с танками и сильным комбинированным артиллерийским и миномётным огнём при поддержке авиации. Часто они открывали огневой вал миномётного огня на узком участке и за его щитом проводили группы автоматчиков, которые тут же открывали бешеный огонь с целью создания паники и показать свою силу и мощь, создать видимость в вклинения или даже окружения новых войск. Но как только лишались огневой поддержки миномётов и, если их огневое воздействие не подействовало на психику войск, не вызывала паники, тут же отскакивали назад. Часто немцы таким образом засылали в нашу группу своих кукушек в составе мелких групп, специально подобранных, и они начинали действовать обыкновенно в момент начала действия с фронта. Даже иногда переодетые в форму светских войск. И вот тогда часто создавалась видимость окружения или глубокого вклинения. Только знание действий противника и высокий моральный дух наших войск помогал вести упорный бой даже при видимости полного окружения.

О Кильдишеве.

Капитан Кильдишев был чуть выше среднего роста, в возрасте примерно 30-32 лет, подстригался всегда под польку, волосы тёмно-русые, лицо худощавое, с острым носом, всегда подтянут, опрятен, по характеру был настойчив, иногда до упрямства самолюбив, грубоват, требовательный офицер. На тактических занятиях действовал решительно, но по-моему, не всегда расчётливо и, учитывая все факторы обстановки, слабым местом его было слабое владение карты и рельефом. На фронте не был. Морально-политически устойчив, преданный делу, партии и Родине. Независимо от потрясений и гибели его батальона, погиб как герой.

Несколько слов о гибели 1 осб.

В этот период ещё сложившегося фронта не было. На участке Орловка, Опытное поле, Баррикады видимо противник занимал обороны отдельными узлами, с отдельной связью, с огневой связью. По рассказам самого Кильдишева, выходило, что офицер связи армии не точно знал обстановку, указал, что противника на этом участке нет или находится далеко. Он хотел развёртывать батальон в ротные колонны, продолжать продвижение, но так как была ночь и проводников не было, роты могли сбиться с направления и близился рассвет, то решили достичь указанного рубежа в походной колонне для того, чтобы выиграть время и с рассветом занять оборону. Но вдруг по батальону был открыт сильный оружейный пулемётный огонь миномётов с трёх сторон. Батальон попал в огневое окружение, от внезапности началась паника. Организовать огня не удалось. Батальон был разбит, а так как фактического окружения не было, а было лишь огневое и оставшимся в живых с рассветом удалось ориентироваться, выйти из огневого мешка и отойти к Тракторному заводу. Паника, видимо, ещё усиливалась не только от внезапного огня, но и от сильного освещения местности противником, на что немцы были мастерами, это создавало мираж, потерю ориентации. В наших войсках кроме сигнальных ракет, ничего не было, да и тех было недостаточно. Надо дать сигнал и то нечем.

О Вырапаеве.

Солдат Вырапаев был на фронте ранен и выписан из госпиталя, видимо, до неполного выздоровления попал снова в строй, но видимо неправильный подход со стороны младших командиров и командиров взвода вызвало озлобление. Это озлобление усилилось потом и ко всем офицерам. Нечего скрывать, часто бывшие фронтовики к офицерам, не бывшим на фронте, относились с неприязнью. Иногда между себя, называя «тыловыми крысами», мол посмотрим, как ты будешь в бою, не трус ли сам? Мол в тылу, да среди «баб» все герои. Вот поэтому алабинские выходки Вырапаева и были этой почвой.

Но прибыв на фронт, Вырапаев увидел массовый героизм солдат и офицеров, не жалевших жизней и не боявшихся умереть. Во Славу Родины, видимо, и начал изменять свое отношение, попав со мной в командирскую разведку с 4 на 5.10 на высоту «Язык», да ещё при такой обстановке, где каждая неосторожность, каждая секунда грозилась смертью, рискованный маршрут, энергичные действия и особенно дерзкая ночная атака с прорывом, мои личные действия и инстинкт самосохранения окончательно поверг его бывшее отношение ко мне и к офицерам.

Он сам попросился быть моим телохранителем и, действительно, потом действовал очень отважно, только в бою за дом Профессуры он не раз мне сберёг жизнь, уничтожая противника огнем из автомата и гранатами. При бое в институте, когда раздался взрыв фугасов и взрыв бомбы, наступило некоторое замешательство у наших солдат. Много погибло при взрыве. Огонь сразу ослаб, немцы, использовав это, ворвались в здание, завязался бой в доме за каждую комнату и этаж. В момент, когда завязался бой на лестничной клетке и Вырапаев прикрывал меня, а я ещё не достиг этажа, очередью был срезан и повис на перилах и ещё в судорогах дал очередь из автомата. Тут же второй очередью фриц и изрешетил его голову. Когда я свалил фрица и подбежал к нему, он был уже мёртв и имел больше десятка ранений, в том числе несколько ранений в голову. Через несколько минут был ранен и я. Как показать образ Вырапаева, я судить не берусь. Это дело ваше, Владимир Александрович, я не писатель. Но я считаю, что он своим телом, своей жизнью закрыл меня, как командира.

Насчёт героических подвигов солдат и офицеров.

Выделить кого-то сейчас очень трудно. Прошло много времени и события стёрлись в памяти, но хочу утверждать, что это был самый массовый героизм от начала и до конца.

Ну возьмём такой факт: людей было мало, фронт широкий. В окопе занимает оборону 3-4 человека, иногда 5-6, да ещё им поручается другой незанятый окоп, за который они несут ответственность, но, верно, он имеет обязательно ход сообщения с ним. Тогда солдаты поступали так: в обоих окопах на бруствер клали заряженное оружие и диски к ним, это в основном автоматы, пулемёты РПД-Т  (оружие подбиралось и его было достаточно) и при наступлении противника они, перебегая от одного оружия к другому, так умело вели огонь, что противнику казалось, что оборону занимает минимум 10-12 человек, да ещё иногда разделившись, открывали огонь и из другого окопа. Получалось что 3-4 человека создавали видимость двух отделений

В случаях ранения кого-либо из окопа, не покидали до прекращения боя и если мог вести огонь, то вел огонь, пусть одного места, если не мог двигаться, а если не мог, то заряжал диски или даже, сидя в окопе, вёл огонь вверх и то создавая видимость огня, да и товарищу было веселее, его одобряло присутствие товарища, чувствовал, как говорят, локоть товарища. В случае потери окопа обязаны были солдаты, виновные в потере вернуть назад. В таких случаях, с вечера или ночью подкатывалось 45 мм, 57 мм или 76 мм орудие, какое было, и огнём в упор буквально все 100-200 м открывали огонь по окопу. Дежурные средства и немцы, конечно, укрывались в окоп и тогда эти солдаты с гранатами, без огня подползали к окопу, а так как их было мало, то противник мог их и не замечать, по их сигналу огонь прекращался, но в окоп уже летели гранаты, в основном противотанковые и, врываясь в окоп, солдат уничтожал оставшихся и так восстанавливали потерю. Поэтому каждый солдат вёл бой до предела силы возможностей или гибели.

А при бое в посёлке СТЗ 14-17.10 каждый был героем, стоял насмерть, противнику удавалось пройти только через наши трупы.

О старшем лейтенанте Макусинском

Это высокий, стройный, подтянутый, атлетического телосложения, расчётливый, спокойный, выдержанный офицер. Я знал Макусинского, как выпускника Белоцерковского стрелково-пулемётного училища. Я заканчивал 3 батальон, а он 1 батальон курсантов. Мы с ним равные по званию, наверное, ровесники по возрасту. Встретились мы в 149 осбр.

Я следил и знал его действия, но непосредственно в бою с ним не участвовал, кроме 14-20 октября 1942 года. После отхода с высоты «Язык», при бое в Верхнем посёлке СТЗ, за дом Профессуры, городскую баню и институт лично мне пришлось увидеть его работу. При командирской разведке в район сводного отряда, который я уже писал.

В бою вместе со мной он вёл упорный бой, сам лично и руководил своими пулемётчиками, каких было всего 6-8 человек и два пулемёта «Максим», и те без станков (катков), а остальные погибли при бое за высоту «Язык». При моём ранении, он лично, так как я с трудом ещё в горячке на одной ноге мог передвигаться, помог мне отойти из института, городской бани, помог организовать этот ход к посёлку Спартановка и наладить вынос раненых. Был командиром прикрывающей группы с тыла при нашем отходе. Это через него я связался с 124 осбр в посёлке Спартановка и вывел остатки батальона к железнодорожной насыпи и названной нами «Древним валом», так как были там готовы огневые позиции и землянки.

Лейтенант Молибога был по национальности цыган.

Командовал миномётной ротой в 3 осб. Это был офицер среднего роста, щеголеват и смелый, расчётливый, ловкий и хитрый, с прекрасным телосложением гимнаста. Имел высшее образование, всегда смеявшимся над тем, что он мол, видимо, один является представителем нации, служит в армии. Он рассказывал, как по традиции, цыгане ещё у детей подрезали сухожилии пальцев на руках, чтобы потом избежать призыва в армию. Сам прекрасно владел техникой и учил этому своих солдат, требовал быстроты и ловкости, автоматизма, расчёта. Сам особенно чётко владел методом подготовки данных и стрельбой по планшету, поэтому накрывал цели с двух-трёх минут. Солдаты любили и уважали его, они старались подражать ему и многие мастерами ведения огня стали, о чём я упоминал в рассказе.

Позднее он был назначен командиром батареи ПТО. Будучи командиром, он быстро освоил технику и мастерство уничтожения врага, особенно стрельбой рикошетами осколочных снарядов с некоторым недолётом. Тогда снаряд, видимо, попал в сталинградский бетон (землю), разворачивался и так поражал осколками, что срезал даже мелкие деревья, как бритвой, а не только головы фрицев. А раз умудрялся даже сбить «Раму» из 45-мм пушки ПТО из оврага. Для этого он специально выслеживал и прилаживал орудие к стрельбе. Наконец, дождался момента и дал выстрел. «Рама» была сбита. Оказалось, там шесть человек персонала разведчиков, фотографов, топографов, расшифровщиков.

О старшем батальоном комиссаре Кузнецове.

В армии он не служил раньше. Был мобилизован и как секретарю ГК партии было присвоено звание старшего батальонного комиссара. Это сугубо гражданский человек в форме военного. Его человечность, возраст, седина создавали какую-то особенную притягательную силу. Он действительно сам любил солдат и его любили, был душой, отцом и наставником солдат, обращался с ними как равный, не требовал обычных военных ритуалов.

В распоряжении мои и, особенно в боевые приказы, не вмешивался, утверждая, это, мол, твоё дело, а моё дело советское партийная работа, но когда я говорил ему, что если я сделаю что-то неправильно, отвечать придётся вместе, тогда он уверенно заявлял, я уверен в тебе и отвечу вместе, если нужно головой. В бою был спокоен и выдержан. При отходе из дома Профессуры дом покинул последним после выноса раненых. В бою за институт руководил группой в левом крыле, а я был в правом. Последнее время был всё время вместе со мной. Когда меня ранило, он был жив и здоров и вместе с остатками батальона перешёл к обороне в «Древнем вале» посёлка Спартановка. Дальнейшую его судьбу не знаю.

О комиссаре Подольном Г.Л.

Я всё-таки плохо знал комиссара, так как встречался с ним редко, но это был спокойный и выдержанный, с проницательным взглядом комиссар, как показал мне, особенно, когда меня направлял на командирскую разведку, на высоту «Язык». Его чёрные волосы с седеющими висками и жизненный опыт, хладнокровие, спокойный тон разговора создавали какую-то уверенность в его действиях и распоряжения. Хорошая аргументация, убеждённость, иногда реплика или присказка, вгоняли в пот, если он начинал ругать, особенно как мне запомнился случай с пленным гауптманом. Погиб он на НП 4 батальона на северной окраине посёлка Нагорный СТЗ. НП показан на моих схемах.

Так как противник совершил прорыв, видимо, разведгруппой, то НП был не захвачен, а разгромлен. После он был усилен, частично переоборудован и остался до прихода частей 37 гсд на старом месте. После разгрома опорного узла №1, потери связи, НП перенесён в цирк, а НП 149 осбр перенесён в дома на северной окраине посёлка Верхний СТЗ и точного места я не помню.

О начальнике политотдела товарище Скворцове.

Лично почти никогда не встречался в бою, связывался только по телефону и только по служебным делам. Но запомнился он как человек вышесреднего роста, подстриженный коротко, под ёжика и всё.

О расстреле брата братом.

Что-либо написать пространно затрудняюсь, дело совершилось так мимолётно, что и сообразить не успел. Дать дополнительную характеристику тоже затрудняюсь, так как изучить весь личный состав за такой короткий период, да ещё в непрерывном бою, невозможно.

О русских в горящем немецком танке.

Я предполагаю, что это были власовцы и такие случаи были не одиночны. Так как старший лейтенант Макусинский тоже рассказывал, что когда он командовал сводным отрядом на высоте «Язык» при атаке немцев, они услышали крики «Не стреляйте, свои!», огонь был прекращён. Мы, говорит, думали, что идёт наша разведка, переодетая в немецкую форму, но только на миг огонь утих, как они бросились в атаку, начали расстреливать в упор и тогда мы поняли, это предатели. Атака была отбита, но мы за свои ошибки понесли жестокое наказание. Много было потерь из-за нашей доверчивости. После этого не допускали.

О спасении летчика ПО-2.

Был такой эпизод, но добавить к нему что-либо ещё просто не знаю. Фамилию лётчика не помню, солдата тем более.

О танках «коробках» и рабочих отрядах.

До прибытия 149 осбр бои вели рабочие отряды, посаженные на танки из СТЗ. Танков подбито было наших и немецких много, особенно вдоль дороги на Латошинку. Рабочие отряды ценой больших потерь, отстояли захват немцами посёлка СТЗ и завода. После прибытия 149 осб рабочие отряды были отведены. Куда, мне неизвестно. Я слышал, что командовал этими отрядами сам директор завода СТЗ. Предполагаю, что частично они вернулись на завод, так как он работал до последнего времени, а частично, видимо, были мобилизованы в армию.

«Коробки» танков нам давали рабочие с завода по распоряжению командования. Их мы буксировали на танке от места расположения, закапывали и превращали в ДОТ. Совершали это ночью, предварительно подготовив место ОП для танка. Для наступления также подтягивали их буксиром, но так, чтобы они могли прямой наводкой вести огонь, как можно дальше. Изобразить это схемой просто невозможно, так как всё зависело от обстановки и местности, но старались их спаривать, чтобы один прикрывал другого своим огнём.

О моих погрешностях.

Я, прошу Вас, Владимир Александрович, извините за допущенные искажения, но ведь и время прошло не один год, а больше 20, документов и архивов нет, да в тот период столько было частей и наименований, что и разобраться трудно. Я признаю ошибки и хочу сообщить вам, что действительно, видимо, оборону занимали между Орловкой и посёлком Красный Октябрь, седлая высоту «Язык» части 112 сд, а посёлок Красный Октябрь, сам завод и Баррикады занимали другие части. Командовал, как мне помнится, генерал-лейтенант, точно не знаю, но кажется всё же Колесников. Я с ним имел встречу в КП, расположенном в подвале школы Нагорного посёлка СТЗ, но утверждать точно не могу, но мы договорились с ним о прикрытии стыка между посёлком Баррикад и посёлка СТЗ. Значит, номер мотострелковой дивизии просто выпал из памяти. Но вскоре они из КП в школе выбыли.

Теперь, когда вы сообщили о подполковнике Ермолкине, вспомнился и эпизод от 4 октября 1942 года. Ермолкин был высокий, плотный офицер и, когда разгорелся сильный бой на высоте «Язык», он вместе с солдатами в панике отскочил в оборону 4 батальона 149 осбр на западную окраину посёлка СТЗ, а я как раз, оставив комиссара Подольного на своём НП, прибыл в роту, занимаемую оборону на северо-западной окраине посёлка СТЗ (опорный узел №3 и 2), о чём я писал раньше в эпизоде гибели Подольного. Увидев бежавших в панике, хотел применить оружие. Сам подполковник был без ремня и знаков различия и только от солдат узнал о его личности, но эпизод из-за напряжённости боя не кончился кровопролитием. Я приказал командиру заградотряда поместить их в оборону на западную окраину посёлка СТЗ, но ночью они ушли, видимо, получив приказ. Дальше я потерял его из вида. Оказалось потом, что они заняли оборону в районе кирпичного завода. В дальнейшем, видимо, он за свою трусость и был арестован.

С.Ф. Горохов при личном осмотре обороны, так называемого УРСТЗ, если закроешь глаза, так и кажется генералом, но возможно, что он был одет в новую зимнюю форму, в папаху и при погонах создаётся этот мираж в глазах. У меня было в черновике звание полковник, но вдруг я изменил своё мнение и добавил, что кажется ему было присвоено звание генерала. Сейчас при переписывании звание оставил правильное.