Воспоминания Андреева Николая Родионовича командира взвода 6-й гвардейской танковой бригады

Комбат выглядел озабоченным. Определив взглядом, что все командиры подразделений собрались , он сразу заговорил о деле. - Противник на рассвете прорвался на 74-й разъезд. В бой пойдем без разведки, поэтому численность противника мне пока неизвестна. Твердо знаю одно, его нужно выбить или уничтожить, это бываю задача. По всему видно, что авиация гитлеровцев не даст одновременно развернулся всему батальону, он посмотрел на "раму", поэтому приказываю каждой роте с выходом на исходные позиции атаковать самостоятельно. Первым Картавицкий , за ним Куцкий. Скорость максимальная! Внезапность есть может оказаться нашими единственным козырем. По машинам! Опасения комбата относительно авиации подтвердились, фашистские бомбардировщики обрушились на центральную усадьбу совхоза, на зияющие свежей землёй, но уже пустые танковые окопы. Оглянувшись, я увидел как "юнкерсы" один за другим пикировали на нашу покинутую позицию. Как рыжие султаны взрывов встают посреди совхозного сада. Наша рота, который командовал старший лейтенант Иван Картавитский, первая достигла стоящих в небольшой лощине кошар, и развернулась в боевую линию. На её левом фланге шёл в атаку мой взвод: в справа и лева от меня шли танки моих старых друзей и боевых товарищей младшего лейтенанта Чехунова и старшего сержанта Дементьева. Выбивая из пересохшей степи густые пыльные шлейфы рота стремительно приближалась к железнодорожному разъезду, одиноким зелёным островком выделяющимися вдали, на жёлтом фоне выжженный солнцем травы. За кошарой навстречу нам стали попадаться разрозненные подразделения пехоты отходящие от разъезда, но остановиться и спросить, сколько там гитлеровцев, и что они из себя представляют, мы уже не могли, да и смысла в этом не было. Мы шли в атаку и ничто уже не могло изменить это решение, задержать наш стремительный рывок навстречу врагу до боли в глазах всматриваю всматривался я в лежащую впереди местность. Надеюсь увидеть хотя бы небольшую ложбинку чтобы по ней как можно ближе подойти к железной дороге, до того как ударят фашистские орудия.

Для меня в атаке всегда было самым неприятным ждать начала вражеского обстрела, первых выстрелов, первых разрывов впереди или рядом, с ними будто всё остановилось на свое место: начинался бой. Но знать, что ты возможно находишься под прицелом, а враг медлит, выжидает, чтобы ударить наверняка, это хуже чем видеть его лицом к лицу. Но вот степь, казавшееся издали ровной, как стол, вдруг будто стала опускаться, как грудь человека на выдохе. Чуть заметный подъём впереди заслонил собою строение, деревья, около них и насыпь железнодорожного полотна. От сердца немного отлегло: гитлеровцы потеряли нас из виду. Именно в этот момент первым открыли огонь танкисты взвода Андрея Склярова, встретившись с гитлеровскими танками. Почти одновременно вспыхнули три вражеских машины, но и в гуще атакующих стали рваться снаряды. Через мгновение чёрные столбы разрывов поднялись сплошной стеной, некоторые достигли цели. Никто не мог предположить, что час назад прорвавшийся к разъезду противник сумеет организовать такую мощную противотанковую оборону. Загорелась машина Склярова, вторая из его взвода. Я видел, как наши ребята выскакивали из танков и, объятые огнём катались по земле, чтобы сбить пламя. Меня охватила злость на фашистов, казалось, что мой танк движется необычайно медленно, что нужно прибавить ходу и поскорее смять, опрокинуть, заткнуть глотки вражеским орудием. Я уже собрался крикнуть Каманову, чтобы он увеличил скорость, но не успел, в наушниках раздался голос командира роты: - "Первый, второй, атакуйте правее, там можно пройти! Повторяю..." но повторить он уже не смог, на броне его танка свернули почти одновременно четыре разрыва и краснозвёздная командирская "тридцатьчетвёрка" резко остановилась, словно наткнувшись на невидимое препятствие. Из моторного отсека медленно вывалилось облако густого дыма, потом сквозь него стали пробиваться языки пламени.

Наверное, у каждого кто видел эту картину невольно сжалось сердце, но вдруг из горящего танка один за другим прогремели два выстрела и ближайшая к нему гитлеровская машина задымилась. Фашисты, как видно не ожидали такого поворота и на мгновение растерялись. Это стоило им ещё двух подбитых танков, а наши вновь ринулись вперёд восстанавливая сбитый было темп атаки. На командирской машине открылся верхний люк из него выскочил сержант Владимир Солей, заряжающий, и не обращай внимания на свой горящий комбинезон стал вытаскивать из танка старшего лейтенанта Картавицкого на котором горела одежда. Похоже было что-то командир был сильно ранен и имел большие ожоги. На помощь Солею подоспел механик водитель старшина Борис Миткин. Вдвоём они быстро опустили командира на землю, потом погасили одежду друг на друге! Всё это я видел, потому что мой взвод пока был вне зоны обстрела. Мы двигались к разъезду по ложбинке, похожий на высохшее озерцо. Выскочив на приговор у самой насыпи, я увидел у разъезда колонну фашистских танков - не менее 20!

Они вытянулись по просёлку вдоль железной дороги и ещё только собирались вступить в бой, нацеливаясь на фланг нашего батальона. Кое-где между машинами мелькали фигуры фашистских танкистов. Нас разделяли кусты акации и тучи дыма и пыли, и гитлеровцы пока не обнаружили мою машину. Чихунова и Дементьева в этот момент я не видел, но чувствовал что они здесь рядом, и всё равно три против двадцати дело почти безнадёжное. Могут уничтожить нас одним залпом. Что делать? А возможности отойти назад, спрятаться в ложбинку не могло быть и речи, не затем атаковали разъезд чтобы прятаться от засевших в нём фашистов.

- Чихунов, Дементьев колонну танков видите? - Как можно спокойнее спросил я по радио. - Видим - коротко ответил за двоих Чихунов. И его уверенный тон, и то, что я всё-таки не один, сразу придали мне решительности. - Атакуем! Скорость максимальная. Всем вправо, вдоль колонны за мной, по фашистским танкам огонь! Первые наши выстрелы буквально ошеломили фашистов. - Вперёд, хотя он и без того ведёт машину полным ходом! Огонь! И немецкий танк вспыхнул факелом. Огонь! И уже пылает рядом второй. Торопливо ловлю прицелом третий, потом четвёртый. Азарт боя, не на весь крагу неудержимое желание бить, сжечь, уничтожать фашистскую сволочь настолько поглотили меня, что я готов был драться пока не запылает последняя вражеская машина. Но гитлеровцы пришли пришли в себя, колонна стала торопливо разворачиваться. Степь вокруг нас и впереди покрылась чёрными султанами разрывов. К запаху пороховой гари в кабине добавились запахи сгоревшего тола.

И вдруг раздался крик механика-водителя: - Командир, немец справа, прёт прямо на нас. Крутанул перископ и вижу Вот он, фашист! До него рукой подать. Чёрная жерло пушки нацелена на нас, а моё орудие повернуто в сторону, да и не заряженный ещё после выстрела. Напряжённо жду: вот-вот врежет. А фашист не стреляет, понимает, что мы беззащитно, ждёт пока поравняемся, чтобы хладнокровно всадить снаряду в бок нашей тридцать четвёрки. Я даже представил себе, как он самодовольно ухмыляется, предвкушаю лёгкую расправу надо зазевавшимися русскими. Рядом, отворачивает чтобы не столкнуться. Врёшь сволочь не возьмёшь - выругался я сквозь тиснутые зубы и прокричал Каманову: - Петя Бей его тараном. Механик-водитель, не мгновенье не раздумывая, довернул навстречу врагу и ринулся на него, не сбавляя скорости. Совсем не кстати в ожидании удара я вдруг вспомнил, что вчера во время разгрузки на железнодорожной станции ушиб колена, и невольно схватился за него рукой, чтобы предохранить. Хотел крикнуть заряжающему, чтобы он держался, но не успел. Немец явно не ожидал такого поворота событий - сбавил ход пытаясь уклониться от столкновения, но не тут-то было: тридцатьчетвёрка своей заострённой бронированной грудью ударила ему в гусеницу, и та ленточкой сползла на землю. Запоздалый выстрел обдал гарью, но снаряд только слегка скользнул по башне.

Вызвав внутри сноп искр, и рикошетом ушёл в сторону. Заскрежетал металл по металлу. Наша машина вздыбилась и навалилась на машину врага всей своей многотонной тяжестью. Отлетела прочь сорванная башня вражеского танка вместе с орудием. Правая гусеница тридцать четвёрки прошла по корпусу немецкого танка. Нас сильно накренило, но я успел выровнять пушку, едва мы встали на обе ноги, как заряжающий тут же достал снаряд в патронник. Команов даже не остановился после тарана. От такого удара в моём танке сорвался с крепления перископ и прицел, ослабла гусеница, согнулся ствол лобового пулемёта. Пришлось искать укрытие, чтобы устранить неисправность. Укрывшись за подбитым вражеским танком, мы насколько могли быстро устранили неисправности и вернулись туда, где кипел жаркий бой. Нашёл своих, вот снаряд за снарядом посылает по врагу Дементьев, рядом с ним стреляет на полном ходу Чихунов, тут же ведут бой другие экипажи наши роты и роты Курского. Немецкие танки метались по полю, тут и там натыкаясь на дружный огонь тридцатьчетвёрок.

Вскоре фашисты дрогнули и стали беспорядочно отступать. Мы выскочили к самому железнодорожному полотну и тут увидел я как прикрываясь насыпью пытается уйти в сторону Абганерово фашистский танк. Нет, шакал просто так не убежишь - зло подумал я и тщательно навёл орудие - получай. Огненный всплеск чёрный дым его тоже костром пылает ещё один вражеский танк. Но рано думали я и мои товарищи что победа наша уже пришла, на помощь фашистам подоспели новые силы, но и наша бригада уже вся вступила в бой. Всё перемешалось на широком поле вдоль железной дороги, гром оудийных выстрелов, стрекот пулемётов, рёв моторов были слышны отовсюду. Позже мы узнали, что не менее жарко было на участке между посёлком Абганерово и одноимённой станции. Там действовал второй батальон нашей бригады под командованием майора Пархоменко. Особенно трудно пришлось роте старшего лейтенанта Василия Ростовцева которая вместе с мотострелковым батальоном капитана Козлова, отбили несколько атак пехоты и танков противника. При отражении одной из них Ростовцев был тяжело ранен, но продолжал руководить боем. Экипаж заметил ранение командира, когда тот потерял сознание и упал на прицел, не обращая внимания на свист пуль и осколков, танкисты вытащили старшего лейтенанта из танка, и вынесли с поля боя. Храбро сражались с врагом артиллеристы противотанковой батареи нашей бригады старшая лейтенанта Донских. Самый напряжённый момент боя пять фашистских танков прорвались через боевые порядки нашей пехоты и зашли в тыл артиллеристом. Одно орудие было уничтожено сразу, три оставшихся расчёта быстро развернув пушки назад, дали зал по вражеским танкам и подожгли два из них. Но и батарея потеряла ещё одно орудие. Отбиваясь двумя оставшимися, командир батареи послал раненого сержанта Громозова за помощью, так как телефонный провод был перебит. Но в это время подоспели наши танки, и фашисты убрались восвояси. Решительным ударом частей нашей шестой гвардейской танковой бригады и 208 Стрелковой дивизии противника в середине дня 6 августа был выбит с разъезда 74 километр и отброшен на несколько километров от железной дороги.